Владимир Путин объявил 2022 год Годом объектов культурного наследия – памятников истории и культуры народов Российской Федерации. Поможет ли это градозащитникам – вопрос открытый.
Образ типичного общественника – это бескомпромиссный борец с теми, кто заведомо намного сильнее его
Образ типичного общественника – это бескомпромиссный (по крайней мере в большинстве случаев) борец с теми, кто заведомо намного сильнее его, – с государственной машиной или крупным капиталом. Причем эти общественники могут быть вообще аполитичны – и борцами с государством в этом случае они становятся далеко не по своей воле, когда выясняется, кто на самом деле стоит за тем, кто с ними борется. И большинство градозащитников вполне соответствуют этому стереотипному образу.
Да, сейчас стало проще. Несмотря на все усилия государства, гражданское общество развивается. 17 лет назад у меня появилось кабельное телевидение, и я смотрел по РЕН-ТВ программу «Час суда». Тогда я и узнал, что суд – это не только про преступление и наказание. Это еще и про разбирательства между гражданами. Сейчас судами уже никого не удивишь.
Появляются независимые СМИ. На уровне регионов и городов они все еще существуют. Многие из них все еще не декларируют свою политическую позицию – то есть им не грозит статус иностранного агента. Другие смогли выйти на самоокупаемость – им не нужны тендеры от государства на освещение своей деятельности (что на уровне региона фактически равнозначно контролю власти). Наконец, многие телеканалы смогли в собственное программирование – значит, они не исчезнут с появлением цифрового телевидения, медленно, но верно убивающего региональные телекомпании, вещающее через сетевых партнеров.
Резонанс решает многое. На площади Лыщинского больше не возводят надземный переход. В пойме Ельцовки все же появится парк.
Гражданское общество тоже продвинулось. Сейчас люди с удовольствием идут на публичные слушания, встречи с кандидатами на выборах. 20 лет назад о таком нельзя было мечтать.
Тем не менее градозащитникам все равно сложнее всех. Удобного общественного транспорта и нормальных – как минимум неразбитых – тротуаров готовы добиваться все, потому что сталкиваются с этим каждый день. О проблемах экологии не говорит только ленивый – и люди борются против заводов и карьеров возле своих домов.
Но о том, чтобы возможный снос исторического здания вызывал такую же реакцию, как строительство надземного перехода на площади Лыщинского или возможный мусорный полигон возле потенциальной ООПТ, приходится только мечтать.
Да, благодаря одноимённому проекту весь Новосибирск узнал, что в городе много памятников конструктивизма. Но «без Гугла» кто-нибудь назовет хоть одно конкретное здание, кроме «Дома с часами»? Узнает ли хоть кто-нибудь черты конструктивизма в железнодорожном вокзале «Новосибирск Главный»?
Усилиями отделения ВООПИиК в Кировском районе Новосибирска и «Бугринского комитета» (сообщество микрорайона Бугринского, основанного за 100 лет до появления Новосибирска) все узнали о солодовенном заводе. Но кто из них расскажет, почему село называется Бугры и какую связь с этим селом имеет улица 87-й Квартал? И расскажет ли, что сейчас находится на месте кладбища села Бугры?
Почти весь город знал, что в доме на пересечении улиц Ядринцевской и Семьи Шамшиных находится дом, в котором жили Янка Дягилева и Надежда Дезидериева. И что это дало? Кому-то было дело до того, как на этот дом стала наступать строительная фирма одного известного депутата Государственной думы? Да даже фамилию Дезидериевой знали далеко не все.
Да и о чем говорить, если в интернете под подобными публикациями гораздо чаще встречаются комментарии, призывающие прекратить называть «разваливающиеся здания» памятниками архитектуры?
У людей нет запроса на эстетику
Можно надеяться, что когда-нибудь он появится. И тогда нагромождение рекламных вывесок перестанет восприниматься как нечто обычное для крупного города, а для разных мест начнут покупать осветительные приборы с разной световой температурой. Но вопрос: на чем воспитывать этот запрос? Какой запрос на эстетику можно воспитать среди однотипных коробок? Поэтому сохранять объекты культурного наследия нужно сейчас.
Ситуацию осложняет и то, что до недавнего времени господствовала идея максимального отдаления человека от природы. Поэтому у большинства город ассоциируется с многоэтажками, развязками и бедной флорой. И рост городов, по их мнению, должен происходить за счет увеличения плотности населения. Поэтому снос частного сектора или домов высотой в два или три этажа и замена на многоэтажки воспринимается пусть не как благо, но как необходимость. Такая же, как замена на многоэтажки скверов и парков.
В Новосибирске, где в прежнем составе городского совета из 50 человек 16 были так или иначе связаны с застройщиками, судьба градозащитного движения еще более незавидна. И мне просто по-человечески обидно за тех, кто пошел к депутату, представляющему застройщика, чтобы он помог спасти здание от сноса. Прецеденты были.
Помните, с чего я начал текст? Градозащитники не имеют крупных капиталов. Просто потому, что способов коммерциализировать запрос на сохранение ОКН пока не удавалось никому. Конечно, есть строительные компании, которые «заморочились» – получили лицензию и делают «ремонт, реставрацию, консервацию и воссоздание утраченных» памятников – те самые четыре вида работ, которые разрешены к выполнению на ОКН. Но сколько из них может позволить себе заниматься именно этим, без традиционного строительства? В этом и проблема: если тебе не нравится один магазин, ты пойдешь в другой. У собственников и пользователей исторических зданий выбора меньше. Его, можно сказать, нет. Впрочем, и об уголовных делах по 243-й статье Уголовного кодекса пока я ни разу не слышал. Так что ничего не случится оттого, что памятником будут заниматься люди без лицензии и испортят его. Ну, подумаешь – здание культурную ценность утратило, их же на каждом углу таких много. Или не много?
Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что и запроса-то на сохранение нет. Его просто нет.
Ждем, что будет в конце 2022 года.
