В воздухе в последние месяцы витает сложный национальный вопрос, который в последнее время становится все сложнее игнорировать. Обычно он мало беспокоит людей, но сейчас как будто раздувается, как шар и угрожающе потрескивает. Везде говорят о русском мире, о национальном единении, и все это звучит очень иначе, когда живешь в национальной республике.
Татарстан на протяжении всей истории своего существования внутри России как-то естественным образом охранял свою национальную бытность. Наш язык — живой и используется в обыденной речи. У нас свои привычки, своя кухня, своя мифология, культура, искусство, и все это пережило и империю, и СССР и прекрасно выживало в рамках Российской Федерации. Мы охраняли свой суверенитет и были даже относительно независимы. Были.
Мы сохраняли национальное там, где многонациональность только декларируется. Где другие языки и культура низведены до уровня каких-то местных развлечений. Президент многонациональной страны коверкает и передразнивает языки народов, которые в этой стране живут. Да что там — он даже имя президента суверенного отдельного государства коверкает.
Мы смотрим на то, как в Украине ребром встает языковой вопрос, как людей перекраивают под единый — русский стандарт, и все это выглядит не слишком приятно. Татарстан давно в составе России. Не думаю, что татары не мыслят себя россиянами: нет, мы погружены и в культурный контекст и вполне интегрированы в какое-то глобальное понимание страны и даже родины. Но у нас есть наше. И когда мы видим, как над чужим смеются, как его выкорчевывают, высмеивают, размывают, — нам неуютно.
Неуютно оттого, что с самого верха и до корней транслируется какая-то общая идея, что только русское — это настоящее и правильное, а все остальное несерьезно, так, культурно-игровая практика, в лучшем случае — часть программы по истории, в худшем — что-то вроде хобби. А вообще-то, татарский язык, татарская культура — это живые сущности, внутри которых существуют люди. Люди, которые с трудом объясняются на русском и между собой болтают на своем языке. У которых есть своя проза и поэзия, свой совершенно полноценный мир.
И все это отодвигается на второй план, считается глубоко вторичным. Это не в феврале началось, конечно, так было давно: татарский для дома, русский — для всего остального. Но сейчас на эту свербящую проблему как будто направлен огромный прожектор. И лично мне это не нравится.
Я не говорю на татарском. И сегодня мне остро хочется добавить: к сожалению. Потому что у меня откуда-то появилась глубокая потребность изучить его, говорить на нем, как-то защититься им — и защитить его.
